Врач-патологоанатом из Вилейки: Мы иногда тоже плачем, разделяя горе с родственниками умерших (ФОТО)
О работе в морге, «кодексе чести», о реакции людей на профессию и необычных просьбах близких покойного – в интервью Край.бай рассказала врач-патологоанатом Вилейского межрайонного отделения Минского областного патологоанатомического бюро 29-летняя Мария Каркотко.
– Мария, когда Вы решили, что будете патологоанатомом?
– Мне всегда были интересны исследования и лабораторные работы. Я поступила в медицинский университет и изначально хотела стать психиатром. На третьем курсе мы изучали патологическую анатомию, и когда пришла в научный кружок, поняла – это мое.
– Вспомните свою первую практику. Какие эмоции испытывала молодая девушка на первом вскрытии?
– Я проходила интернатуру в патологоанатомическом бюро в Боровлянах. Мне повезло: я была единственным интерном, поэтому все внимание опытных врачей досталось мне. Уже в первый день практики предстояло вскрыть труп. Это было мое боевое крещение. Нет, страха не было. За шесть лет учебы в университете я повидала не один десяток умерших. В момент первого вскрытия мне было интересно, потому что я выступала уже не в качестве зрителя, а как врач.
– Вскрывая труп, задумываетесь ли Вы о возрасте покойного?
– Всегда жалко молодых. В моей практике были такие случаи: вскрывала молодую женщину и парня. Очень тяжело морально. В такие моменты я думаю о том, как переживают их родственники, и переживаю вместе с ними. Впечатления остаются надолго.
– А как расслабляетесь?
– Обычно отдыхаю дома, люблю вязать, смотрю фильмы. Очень впечатляют артхаусные картины датского режиссера Ларса фон Триера. Его фильмы меня действительно расслабляют, заставляют о многом задуматься, вжиться в роль героев.
– Какие эмоции испытывает врач-патологоанатом при вскрытии тела?
– Страх, волнение и прочие чувства – в процессе их нет. Они свойственны обывателю, когда тот говорит или думает об этой профессии. Для патологоанатома тело умершего – материал исследования. И удовольствие от работы заключается не в том, чтобы покопаться в органах, а в том, чтобы изучить течение болезни от появления и до конечного результата. А если в процессе вскрытия или исследования выявляется редкая болезнь, интерес к профессии удваивается.
– Практически каждый день Вы встречаетесь с людьми, убитыми горем. В какой-то степени они ждут от Вас утешения. Вы жалеете людей?
– Я чувствую, когда люди переживают искренне. Несколько месяцев назад женщина скоропостижно умерла после операции. Ее муж очень сильно плакал. Увидев его состояние, я не смогла сдержать слез, потому что раньше никогда не видела, чтобы мужчины так плакали.
Вместе с тем, были моменты, когда поведение близких покойного меня удивляло. Однажды приехали родственники умершего и стали делить между собой, кто заберет его тело из морга и, соответственно, получит деньги на погребение. Возникло ощущение, что для них в тот момент деньги были важнее…
А вот еще один случай, после которого тоже остался неприятный осадок. Когда женщина умерла, ее сын был в тюрьме. Его отпустили, чтобы похоронить мать. Пришел к нам и, угрожая, стал требовать свидетельство о смерти. В итоге бросил мать и уехал без документа, а женщину хоронило государство.
– Из чего состоит рабочий день патологоанатома?
– В представлении обывателя патологоанатом – «мясник» в кровавом фартуке, который только и занимается тем, что вскрывает трупы. Это стереотип. На самом деле вскрытие занимает в нашей работе лишь 5%. Патологоанатом является полноценным участником лечебно-диагностического процесса. Мы исследуем операционный и биопсийный материал больных пациентов, в том числе фрагменты внутренних органов и тканей. Даем заключение, например, злокачественная у пациента опухоль или доброкачественная, и уже на основании этого врачи назначают соответствующее лечение. В процессе исследования секционного материала также изучаем ткани, фрагменты органов, чтобы сделать заключение о причине смерти.
Вот так выглядит материал для биопсийного исследования
– Есть ли у врачей-патологоанатомов какие-то принципы, «кодекс чести»?
– Например, мы никогда не вскрываем тела родственников и людей, которых хорошо знали при жизни. Есть еще одно правило: относится к умершему с уважением, как к живому человеку.
– Приходилось ли выполнять необычные или странные просьбы родственников умершего?
– Однажды делали пожилой женщине маникюр. Когда я работала в Слуцке, родственники попросили накрутить волосы покойной на бигуди. Многие просят надеть на умершего кольца или серьги. Были в нашей практике и странные просьбы. Однажды у нас просили ногти и воду, которой обмывали покойного. Те, кто просили ногти, пояснили, что собираются лечить родственника от алкоголизма.
– Не пугает ли Ваша профессия новых знакомых, когда те узнают, кем Вы работаете?
– У людей разная реакция: взрослые в основном реагируют спокойно, а вот молодежь обычно не скрывает эмоций: «Как ты в морге работаешь?!» Некоторые родственники до сих пор относятся к моей работе скептически. Я всегда говорю людям: чтобы понять патологоанатома, нужно быть патологоанатомом. У некоторых коллег из-за профессии даже не налаживалась личная жизнь. Когда их пассии узнавали, кем они работают, сразу же прекращали с ними отношения.
Мой супруг меня понимает. Он тоже медик – хирург, поэтому моя профессия его не пугает.
– Не возникало ли у Вас желания переквалифицироваться, например, на терапевта?
– Однозначно – никогда. Я не очень люблю общаться с пациентами. Когда мы распределялись, многие однокурсники были шокированы моим выбором, не понимали, как я решилась пойти в такую профессию. Но, спустя время, когда поработали врачами, изменили свое мнение, потому что сейчас им приходится дежурить по ночам, работать в выходные, не хватает времени на детей, отдых.
Юлия ЛАХВИЧ
Фото автора